Сборник стихов для Кеулькутовских чтений

Виктор Григорьевич Кеулькут

 

На аэродроме

 

Здесь в любое время

ожидающих полно.

Кто спокойно дремлет,

кто играет в домино.

 

Самолёты с громом

мчатся на аэродром.

Над аэродромом —

непрерывный рёв и гром.

 

Изо всех селений

люди мчат сюда кто как:

этот гнал оленей,

тот стремительных собак.

 

Тот простился с домом,

и домой спешит она…

Над аэродромом

наступает тишина.

 

Портится погода.

И, наверно, три часа

вся толпа народа

проклинает небеса.

 

Но лишь прояснится

небо серое чуть-чуть,

засияют лица

отправляющихся в путь…

 

 

Прислушайся!

 

Тихо в тундре на рассвете —

даже речка не шумит,

даже сам бродяга-ветер

лапы вытянул и спит.

 

Тихо в тундре.

                   Тонкий, робкий,

в лужах стынет синий лёд.

 

…Из-за самой дальней сопки

солнце рыжее встаёт.

 

И, приветствуя светило,

тундра вдруг отозвалась —

вся она заговорила,

пеньем, свистом залилась.

 

Морем заходив зелёным,

тяжесть рос стряхнув едва,

зазвенела тонким звоном

высоченная трава.

 

Льдинки в лужах задрожали,

мутным растеклись ручьём.

Куропатки закричали

с первым солнечным лучом.

 

Унеслись ночные тени.

И знакомою тропой

длиннорогие олени

побрели на водопой.

 

И лишь солнце колыхнуло

белых облаков меха,

сон как будто ветром сдуло

с глаз седого пастуха.

 

Озорная, что девчонка,

позабывши сон ночной,

говорливая речонка

плещет пенистой волной.

 

Слушай!

Слушай!

         Спозаранку

всё ликует и поёт —

это тундра-северянка

славит солнечный восход.

 

 

Поющая девушка

 

Допоздна не спит она.

За минутою минуту

у окна сидит одна,

не ложится почему-то.

Лампа бросила в окно

умирающее пламя.

А на улице темно —

небо скрыто облаками.

Ливень хлещет по стеклу,

ветер злобно завывает.

Девушка глядит во мглу

и негромко напевает:

 

«В море на просторе

буря страшная ревёт.

Но, с волнами споря,

лодка по морю плывёт.

Лодка без мотора,

словно щепочка, мала.

Не боится шторма —

белый парус подняла.

Ветер, не стихая,

облака на клочья рвёт.

…Голова лихая

в этой лодочке плывёт…»

 

 

Осень

 

Снова стали дни короче,

Сумрак стал сгущаться к ночи.

Ветер временем разбужен

С севера приносит стужу.

 

Сразу стало холоднее,

Каждый кустик леденеет.

Спят под ледяным покровом

Реки и озёра снова.

 

Мягким пухом снег ложится

И по тундре серебрится.

Ветер в яростном порыве

Мчит по кручам и обрывам.

 

Сил набравшись в летней спячке,

Гонит, как оленей в скачке,

Комья снежные с вершины

И кидает в котловины.

 

А, устав, заснёт в овражке.

С лаем первая упряжка

Пронесётся в быстром беге

По нехоженому снегу…

 

Волк в распадке жадно рыщет,

А на юг, к теплу и пище,

Крик прощальный посылая,

Улетает чаек стая.

 

 

Пастух

 

День пока что не потух,

а пастух спешит собраться:

должен засветло пастух

к стаду своему добраться.

Быстро мясо дожевал,

быстро выпил чая чашку.

И оленей подозвал-

подготовил упряжку.

Легкой рысью едет он

между рытвин, между кочек.

Всю дорогу мерный звон

рассыпает колокольчик.

Вот и все – окончен путь.

Упряжь сложена как надо.

И теперь бы отдохнуть,

но пастух обходит стадо.

Ветер дует во весь дух,

горы снега нагоняет.

И всю ночь не спит пастух –

зорко стадо охраняет.

Смотрит – нет ли там кого,

чьи там промелькнули тени?

Косят глазом на него

круторогие олени.

 

 

Это неправда

 

Иногда от людей я

слышу,

что у нас не житье,

а горе:

злые ветры срывают

крыши,

постоянно бушует море;

летом грязь, а зимой

заносы, тундра топкая, словно

студень,

караулят лиман торосы —

ни пройти, ни проехать

людям.

 

Скучно, холодно и

пустынно.

Ни весны, мол, здесь и

ни лета...

 

Вы спросите Чукотки

сына,—

я отвечу:

— Неправда это!

 

Да, бывает пурга, не

скрою, и нередко бушует море,

и морозно у нас зимою.

 

Только ж это — совсем

не горе.

Хороша охота на зверя!

Ничего, что сезон

короткий.

 

Нет, плохим словам не

поверит тот, кто жил у

нас на Чукотке! Всюду

птичий веселый гомон,

реки наши рыбой богаты.

Столько дел: не сидится

дома

даже самым тихим ребятам.

Необъятная тундра наша

вся покрыта цветами летом.

Пусть мне скажут, есть

место краше,

я отвечу:

— Неправда это!

 

Замерзает бездельник

всюду.

А увидит, что солнце светит,

и о солнце он скажет худо,

красоты его не заметит.

 

Говорят иногда такое,

 

словно жизнь у нас без

 

просвета!

Но мы знаем, земляк, с

 

тобою,

 

что неправда, неправда это!

 

 

Дождь не мешает

Укрылись евражки,

попрятались волки, вгрызаются в берег

прибоя оскалы, ударила туча

из черной двустволки, и солнце упало,

разбившись о скалы. Но люди не думают

бросить работу: надежное сердце

стучит в рульмоторах, готовы рыбацкие сети

к замету, и держат сухим

зверобои свой порох. А там детвора,

посмотреть

просто любо, шагает по лужам

ватагою дружной, влюбленная пара

стоит возле клуба... А дождь пусть идет,

если так ему нужно.

 

Клавдия Ивановна Геутваль

 

 

Журавли

 

Так повелось,

что радость

им — нести,

а   нам —

встречать ее

в конце пути.

 

...Какую ж радость

н ы н ч е

журавли

к нам на кочевье

снова принесли?

 

Они кричат,

на игрища зовут:

нас

за своих,

как прежде,

признают.

 

Журавль-Муж

оленя заарканит,

Журавушка-Жена

его приманит,

 

потом,

прозрачной напоив водой,

на белый ягель

бережно уложит

и ивушку

под голову ему

подложит, словно сыну своему.

 

И грянет праздник —

древне-молодой!

 

Спой песню, Журавль,

а мы —

в ярар ударим!

 

Журавушка,

станцуй —

пойду с тобою в паре.

 

...Они кричат,

волнуются,

поют.

Нас

за своих

пока что

признают.

 

 

КУРОПАТКА

На Чукотке

старички

носят белое,

подбивают торбаса

снизу мехом:

 

греют ноги,

что свое отходили

но снегам,

по кочкам-мхам

и по сопкам.

 

И точь-в-точь как старичок

куропатка:

ходит в белом,

лапки пухом подбиты.

 

Молодая ведь,

девчонка еще,

а беспомощна,

как дедушка мой.

 

Не дано им улететь

с этих мест:

он уж старый,

а она — из невест.

 

Ну, и жили бы себе

сколько надо!

 

Только — нет:

одна

сегодня

стою...

Умер дедушка.

И тотчас же люди

подстрелили

куропатку мою.

 

 

Привези свои глаза

 

На оленях быстроногих

привези

свои глаза.

 

Пусть печаль в них

и тревога.

И усмешка.

И гроза.

 

Если даже

будут слезы –

привези,

не вытирай:

 

вдруг

они – не от мороза,

вдруг

пролились

через край…

 

 

Пуночка

 

Амын етти*,

тундровичка-пуночка!

 

Протяну к тебе

ладонь-луночку:

 

ты садись,

теплее будет,

милая,

 

ведь пора у нас пока

стылая.

 

За метелями весна

жгучими,

 

за снегами,

за горами дремучими.

 

Скок-поскок! —

ты в торбасочках из ровдуги

 

вслед за мной

по-над крутыми сугробами

 

в керкере** пестром

на морозе остром.

 

Ах, певунья,

ах, невеста-красавица!

 

Твои песни

неспроста

людям нравятся,

 

а особенно — когда

не везет:

 

непогода, писем нет,

день — как год.

 

Ты запела —

запоет вертолет

 

и любимого сюда

принесет

 

или — строчку от него

обо мне.

 

* А м ы н е т т и — так приветствуют на Чукотке желанного человека.

**К е р к е р — женский комбинезон.

Значит, пуночка

запела

к весне!

 

Амын етти,

тундровичка-пуночка!

 

...Я тяну ладони к ней

луночкой.

 

И дрожит моя сестра

малая.

А на лапках —

серебро талое...

 

 

Костерок

 

Костерок —

собеседник усталого путника —

это запах отца,

берущего на руки дочь.

 

Костерок —

свет надежды летящей и тающей —

это запах оленя,

трубящего в белую ночь.

 

Костерок —

сердце мамы моей беспокойное —

это запах тех песен,

что слышит дитя в шуме зим.

 

Костерок —

друг, со мною печаль коротающий,—

это запах веков,

исчезающих вместе с ним.

 

 

Ненлюмкина Зоя Николаевна

 

Земли моей начало

 

С приютом детства моего

пришлось расстаться мне.

Я нынче ночью

                         вновь его

увидела во сне.

И стало на душе легко,

и снова день-деньской

был берег детства далеко,

но все-таки --- со мной!

Со мной

          прибрежный гравийЮ

гремящие валы

у вечной, златоглавой,

обветренной скалы.

Со мною

            наша чистая,

простая красота,

скалистые, дернистые,

высокие места!

Отсюда солнце

                 всякий раз

по всей стране

                   идет рассветом.

Я в Наукане родилась,

чтобы идти  

              за солнцем следом.

 

    

 

Кымытваль Антонина Александровна

 

Встреча с Умкой

 

Так говорил Росхитагин,

Ныне живущий в Лорино:

- Вам приходилось Умку

Видеть вблизи хоть раз?

Не приходилось? Жалко!

Много вы потеряли…

Ладно, если хотите,

Слушайте мой рассказ.

В первый раз на охоте

был я еще мальчишкой.

Ранним туманным утром

Вышел с ружьем на лед,

Думаю: «В дальней лунке

Нерпа попалась в сети».

Лыжи – вороньи лапки –

Быстро погнал вперед.

Вдруг перед самым носом –

Верьте или не верьте –

Вырос из снега Умка:

- Кто это к нам идет?

Жаркую пасть оскалил;

Глазки веселые-злые,

Ушки, как пушки, ходят, лапу мне

Подает.

Ноги мои обмякли,

И задрожали руки.

Ясное дело – Умка

Хочет меня сгубить!

Что бы вы стали делать?

А?

Почему молчите?

Встретишь такого зверя –

Как тут не завопить?!

Амын вай! Оккой аны! –

Чуть не сорвал я голос.

Будто меня не стало:

Я превратился в крик!

Ровное место было,

Вроде откуда падать?

Я же –

Как будто с сопки

Ухнул к подножью вмиг!

 

И покатился дальше,

Спутал с ногами руки,

Голову взял под мышку,

Чтоб не смотреть назад.

 

Сколько летел - не помню:

Час, а может, минуту.

Но, наконец, споткнулся

И приоткрыл глаза…

 

Сразу себя ощупал:

Есть голова на шее,

Целы бока и плечи,

Руки и ноги – есть!

 

Где же вороньи лапки?

Где же ружье?

Пропало!

Ладно – ружье и лапки!

Умка-то где?

Исчез!

 

Я полагаю, Умка

струсил.

А как не струсить?

Видно, ни кто на свете

Так на него не орал!

 

Где он теперь - не знаю.

Надо б его увидеть,

может быть,

он мне скажет:

кто же ружье забрал?

 

- Лоринский Росхитагин

Так сказал напоследок:

- Вы не кричите, люди,

Ни на каких зверей:

Если кричать на зверя –

вовсе его не станет,

а человек без зверя –

это дом без дверей.

 

 

 

Как построить ярангу

Как построить ярангу?

Попробуйте – это не трудно!

Вот подсохнет на солнце

за лето холодная тундра,

привезу я для вас

из тайги деревянные жерди –

шалашом их поставьте

и сами на прочность проверьте.

Чем ярангу покрыть?

Тут железо совсем не годится.

Ни к чему и солома.

Холодна и тверда черепица.

Только шкуры оленьи,

Что сшиты надежно иглою,

Защитят нас в яранге

От снега и стужи зимою.

 

Печка здесь не нужна.

Посерёдке костер разложите,

Да следите за ним,

Да дровами получше кормите.

Грейтесь после охоты

Да чай на огне кипятите,

Захотите помыться –

Снежку растопите в корыте.

 

Где же, спросите, спать?

Спят в яранге

На нартах вдоль стенок,

Спят под шкурой оленьей

На нерпичьих шкурах толстенных.

На мешке-эвичуне,

Что мягче лебяжьего пуха,

Сказки – в каждом мешке,

Положите его только под ухо!

 

Кто в яранге живет?

Пастухи, что со стадом кочуют.

И охотники тоже.

И редкие гости ночуют.

Жить в яранге такой

Вам понравится, честное слово!

Заходите скорей:

Хлеб да соль вам!

Яранга готова.